Аврам Дэвидсон - Дело о "тёщином жемчуге"

то плавая на поверхности, то ныряя и подскакивая за едой, то описывая круги и крича, то проводя парламентские собрания в зарослях деревьев: птицы... больше птиц, чем Эстерхази когда-либо видел в одном месте и, разумеется, больше птиц, чем он мог распознать... хотя, знакомым мотивом, регулярно вторгающимся в некую полудикую своеобразную симфонию, часто виднелись лебеди. Иногда они величественно плыли по воде. А иногда припадали к земле, будто свиньи в грязи.

Притихший князь фон Влох внезапно выпрямился. Эстерхази проследил за пристальным взглядом хозяина.

Через случайный просвет в деревьях показался замок Влох, похоже, на расстоянии менее километра: и он казался плавающим на поверхности вод, будто созданный из какой-то иллюзорной субстанции для мистериального представления. Как видно, у него было всё, что традиционно полагалось иметь замку: стены, ворота, подъёмный мост, ров, башни.

— Часто считают, — задумчиво произнёс Эстерхази, — что замок должен стоять на высоком холме или пике. То, что часто так и бывает, не имеет никакого отношения к стремлению любоваться пейзажем или панорамой открывающихся видов. Ясно, что болота дают этому месту столько же защиты, как и любая горная вершина. Вне сомнения, у замка есть и ров, но Ил сам по себе — один безбрежный ров...

Князь Рольдрандо издал глубокий сочный смешок. — Ферди однажды пытался его осадить, — сказал он, вероятно, единственный живой человек, который мог хотя бы подумать назвать давно умершего императора Священной Римской империи по прозвищу, — он неплохо вымазался, пытаясь провести свои осадные машины и артиллерию через Ил! Так что, какое-то время посидев и подумав, он передал, что согласен на номинальное подчинение — как говорят, дедулин скипетр и серебряную чашу. Ха-ха! А дедуля — тут он упомянул никого иного, как Сигизмундо, князя фон Влох, 1520–1583... — дедуля послал ему медный ночной горшок и ух-палку, хо-хо... — В 16-м веке и здесь, в удалении от средоточий изнеженной жизни, медный горшок действительно был своеобразной роскошью: но ух-палка — просто обыденная принадлежность каждой уборной, выходящей с замковых стен. Не составляло труда догадаться, что обо всём этом подумал „Ферди“, но, разумеется, он больше не возвращался.

Эстерхази разглядывал замок, медленно растущий, появляющийся и исчезающий, пока они подъезжали ближе и ближе. — Придаёт определённую уверенность, — промолвил он, — если знаешь похожие истории, рассказывающие о похожих местах. Конечно, это не замок Дракулы, не замок Франкенштейна...

Рольдрандо кивнул. — Что до Влада Дракулы — он был румыном, что тут скажешь? А Франкенштейны, — снисходительно произнёс он, — каждый слышал о них, они, как ни крути, бароны, вот кто они. Как ни крути, любой может стать бароном, но никто не может стать князем; князем или рождаются, или нет и личная прихоть монарха или министра не имеет к этому никакого отношения. — Эстерхази напомнил о Великом Герцоге Веллингтоне и комментарий, полученный им насчёт Ордена Бани, был: — Это не какую-то чёртову ерунду, вроде „заслуг“! — Подобная заносчивость была выше снобизма. Если вы, по одной линии, происходили от королей Лузиньяна (один из которых совершенно легкомысленно женился на русалке), а по другой — несколько отдалённо — от Карла Великого, правнука Берты Большеногой^[5], la Reine Pedauque^[6] — то хоть машинально присваивай личную уборную начальника станции, хоть просто „отходи на обочину“ — любое из этого одинаково допустимо.

Князь Рольди поднял помятый медный почтовый рожок и дунул в него раз-другой. Можно было ожидать, что подъёмный мост опустится и на зубчатых стенах появятся латники. На самом деле это был сигнал растопить самовар. Экипаж прогрохотал по мосту и, проехав половину внутреннего двора, остановился. Несколько человек полупривстали, полупоклонились, вернулись к своим обязанностям. Каковые обязанности, как заметил Эстерхази, состояли, соответственно, в чистке последней модели дробового ружья и заточке наконечника рогатины.

Чего он не знал — была ли и рогатина последней модели.

Той ночью им подали борова под кисличным соусом, а к нему местное вино, которое никогда не отправлялось ни на хранение, ни на продажу: теперь же, равно сладкое и кислое, и слегка шипучее, оно могло соблазнить и ангелов.

Князь Рольди, уставившийся на мерцание тонких восковых свечей, улучшал это зрелище, глядя на него сквозь бокал вина. — --">