Аврам Дэвидсон - Дело о "тёщином жемчуге"

Попробуй, Энгли, — понуждал он. — Сделай так. Посмотри, не увидишь ли в бокале обезьяну.

Эстерхази послушался. Пламя мигало, мигало, плакало, плакало. Казалось, отдельные части предметов то попадали в фокус, то снова выходили из него. — Обезьяна? — вопросил он, желая потрафить хозяину, приятно уставший, наслаждаясь ужином.

— Ааа. У нас когда-то был старый домашний доктор. Говорил, что он умел делать обезьян. Давно. Дедуля не хотел, чтобы он делал обезьян. Полагаю, требовал от него делать золото. Ужасная ссора. Не знаю, почему дедуля не бросил его в яму... А? Яма? Разве ты не знаешь, что... эээ, это называют подземелием. Мы зовём это ямой. Он этого не сделал. Малый убрался прочь, бранясь так, что небу тошно стало. С тех пор мы всегда говорим: «Посмотри сквозь вино на огонь и увидишь обезьяну, которую сделал старый Тео...».

Для Эстерхази было настоящей новостью, что доктор Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм, прозванный Парацельсом, когда-либо двигался в таком направлении. Рано или поздно, подумал он, нужно будет посмотреть в библиотеке и архивах. Мог ли «старый Тео» действительно сотворить здесь своего гомункула? Едва ли это известно. Но, всё-таки, легенда — хоть и изменившаяся — легенда сохранилась.

— Ты сказал, Рольди, у вас теперь больше проблем с пивоварением, чем могла бы натворить куча обезьян?... — Этот момент явно был уместен, чтобы открыть бочонок.

Так и произошло.

— Да... проклятье... — Князь выпрямился, поставил бокал, и покачал головой. — Если это не уладить, не будет гречихи. Если не будет гречихи, то они начнут есть пшеницу и картофель. Если они съедят пшеницу и картофель, то им не хватит, чтобы гнать водку. А если им не хватит, чтобы гпать водку, им придётся водку покупать... А если влоховцы, да защитит нас от зла Всемогущий Господь Небес и Земли, если влоховцы начнут покупать водку...

Эстерхази только начал, очень слабо, разбираться во всём этом. Это не продвинуло бы его в деле, это никогда не продвигает. Никуда. Поэтому он произнёс одно единственное слово: — Лурли?

— Так они говорят... — Его друг пригладил волосы, вздохнул. — Так они говорят...

Через мгновение: — И ты говоришь...?

Князь пожал плечами: — Может, это не лурли. Может это... может это... ундина...

Свечи исходили золотисто-бурыми слезами. Гость ничего не говорил. Подождать, подождать. Отхлебнуть роскошного красного вина. Обдумать прежние мысли. Древние поверья... можно ли действительно называть их «древними», если в них ещё так явно верили? После долгого, долгого ожидания и долгого, долгого вздоха, князь Рольдрандо произнёс: — Может, она — ундина. Может, её сделал старый Тео. Выпустил на свободу, знаешь ли, со злости на нашего дедулю. И вот, может... может, она ждала... ждала... с тех пор...

Сладкий аромат воска мешался со сладким ароматом кислицы.

В каком веке они жили, здесь, на дикой границе болот Влоха, где после готов и аваров в равной мере остались рассыпающиеся кости, ржавые пики и призраки, их всё ещё гневные и яростные призраки, блуждающие, бормочущие и нераскаявшиеся?...

— Потому что, понимаешь, Энгли, это старая история о невесте древнего короля Болдуина? Знаешь, что простонародье говорит о невесте древнего короля Болдуина? — Эстерхази был совершенно уверен, что изначально эта история рассказывалась не о древнем короле Болдуине, но была того же происхождения; он сжал длинную и необъяснимую историю до нескольких слов: как благородный лорд женился на прекрасной и странной женщине, подчинившись единственному её условию — никогда не смотреть, как она купается. Как он несколько лет был полностью счастлив в браке, до... одного злосчастного дня... муж, неожиданно вернувшийся домой (о, эти вечные истории о мужьях и их внезапных возвращениях!) и, услыхавший звуки пения и плещущейся воды, осмелился нарушить своё собственное обещание... заметил свою жену в бадье... заметил на крае бадьи её блестящий, сверкающий русалочий хвост...

— Да... Да... Такова общеизвестная история. Но, видишь ли, это не истинная история. Мы знаем это. Наш род. Видишь ли, она была не просто русалкой. Она была ундиной. Он подглядел за ней, она выпрыгнула наружу, в ров, а оттуда — к вольным водам. Но её часто слышали потом, причитающую о своих детях. Да. Ундина. Она вышла замуж за него — почему? Золото? Разве у ней, у них всех недостаточно золота, серебра и самоцветов, там, на дне, где затонули богатые корабли? О, видишь ли, нет, чего желают ундины: душу, --">