Аврам Дэвидсон - Церковь Святого Сатаны и Всех Демонов

бакенбардами и каждый выглядит вдвойне почтенным из-за очков с очень маленькими овальными стёклами. За маленькой фисгармонией сидит полная женщина, вся в чёрном; если она сама и не является вдовой состоятельного мясника, то, безусловно, у неё имеется таковая сестра. Эстерхази усаживается в насколько возможно заднем ряду довольно малочисленной конгрегации, диаконически выглядящий человек в очках кивает женщине, она расправляет полные плечи и начинает играть, довольно мало фальшивя, то, что можно было бы машинально посчитать гимном: но что Эстерхази моментально распознаёт, как Триумфальный Марш из Аиды^[4].

Большую его часть она пропускает.

Фисгармония стихает, испустив что-то вроде вздоха, воздвигается диакон, вытаскивает из рукава носовой платок и, полным чувства голосом, произносит: — Возлюбленные братия, дражайшие праведники, сохранившие Веру, я прибыл, чтобы доставить вам радостную и столь долгожданную весть: Святой Сатана наконец-то освободился из Ада и, со всеми его Благими Демонами, уже сейчас начинает готовиться к правлению над всеми Небесам и всей землёй…

Конгрегация взрывается рыданиями, возгласами, криками экстаза, воздевая руки, пожимая руки, бия себя в грудь, теснясь по двое на передних местах и, через мгновение, сперва по одному, затем парами, потом по трое и четверо, вскакивая на ноги. Седовласый мужчина в одежде чёрного сукна, с видом и запахом захолустного аптекаря, оборачивается к Эстерхази и, с бегущими по морщинистому лицу слезами, обнимает его и кричит: — Сатана воскресе! Сатана воскресе!

И Эстерхази, отчасти возвращая объятие, говорит, самым близким к энтузиазму тоном, на который способен в данный момент: — Он и правда воскрес?

Не самая малая из интересных особенностей Паннонийской Пресвитерианской церкви — то, что она содержит семнадцать епископов, пятнадцать из которых находятся в самой Паннонии и два, что называется — in partibus infidelibus^[5], — председательствуют в Синодах Скифии и Трансбалкании. Как известно, недоверчивые кальвинисты проделали весь путь из Шотландии (особенно из Шотландии), чтобы это проверить; и учёные теологи Протестантизма объяснили им, что — Первое: этот институт был отчасти навязан им Капитуляцией 1593 года, Второе: эти епископы выбираются жребием, после поста, раздумий и молитвы, и без какого-либо намёка на передачу апостольской благодати^[6], епископ, будучи в синоде — просто Первый Среди Равных среди прочего кальвинистского духовенства и, Третье…

Но эти визитёры вряд ли желали услышать Третье. Они сказали: — Тьфу! — и воскликнули: — Цыц! — И они бормотали: — Епиископы, скажи на милость! — воздев глаза и руки.

Епископ Андреас Хогивод бродил по своему саду в окрестностях Великой Старореформатской Церкви в Аполлограде. Он был человеком грандиозных размеров и объёмов, в одеянии кальвинистского священника, необъятном накрахмаленном воротнике и треугольной шляпе; и производил впечатление некоего катафалка, стоящего на торце и движимого своей собственной силой. В одной руке он держал, почти охватывая целиком, том XXII Наставлений Кальвина^[7] in octavo^[8]; вместе с крошечной агатовой табакеркой, прижатой к сафьяновому переплёту; другая рука, или, во всяком случае, два её пальца, была прижата к его носу. Нос епископа, можно сказать, являл определённое благородство. Некая грандиозность, архитектурный размах рококо… или, возможно, барокко. Живописец, нанятый комитетом Пресвитерии, чтобы маслом запечатлеть епископский портрет, один-единственный раз, совершенно неблагоразумно, обозвал этот нос «римским». Разумеется, настолько нехристианская эмоция, как гнев, не могла исказить епископский лик; однако, он позволил себе заметить, что не согласен. И, по этой причине, позвольте нам оставить его таким, какой есть. Нос кальвинистского епископа Аполлограда и всей Трансбалкании не был римским. И уж, разумеется, не был и римско-католическим.

Расхаживая по саду и, несомненно, размышляя о доктрине Избранности, Предопределения и Греховности, он с немигающей торжественностью взирал на приближающегося посетителя. Этот посетитель был высокого роста и шёл отчасти торжественным манером, немного заведя одну руку за спину. Его сюртук был безупречен, что само по себе довольно необычно для Аполлограда, который епископ несколько раз в шутку называл “Пыльным Аполлоградом”. Когда же он снял свой не менее безупречный цилиндр и --">