Туве Марика Янссон - Том 4

захлопнулась, а кто-то
стал подниматься по лестнице. Этот кто-то
все шел и шел очень медленными шага­
ми. Я подползла к перилам и глянула вниз.
* В греческой мифологии богиня, наблюдающая за
справедливым распределением благ среди людей и обру­
шивающая свой гнев на тех, кто преступает Закон.

210

Я увидела весь лестничный пролет до само­
го дна, увидела длинный узкий прямоуголь­
ник, который до самого низу был зашнуро­
ван лестничными перилами, а по перилам,
крепко сжимая их, шествовала, все прибли­
жаясь и приближаясь, большая рука. На ру­
ке — посредине — было пятно, так что я
узнала татуированную руку дворника, под­
нимавшегося по лестнице скорее всего на са­
мый верх, на чердак.
Я открыла как можно тише балконную
дверь и начала перекатывать камень через по­
рог. Порог был высокий. Я перекатывала без­
думно, я очень боялась и поэтому не удержала
камень, и он покатился наискосок к дверной
щели и застрял... Там было две двери, и у
каждой наверху — по металлической пружине,
которые поставил дворник, потому что женщи­
ны всегда забывали закрывать двери. Я слы­
шала, как пружины сжимаются, медленно на­
седая на камень и на меня. Они пели очень
тихими голосами. Я подтянула ноги, бросилась
на камень, схватила его и попыталась катить,
но пространство становилось все уже и уже, а
я знала, что рука дворника все время скользит
по перилам лестницы.
Совсем близко видела я серебристый ка­
мень, и я вцепилась в него, и катила его,
и упиралась ногами... И тут вдруг он оп­
рокинулся, покатился и, сделав несколько
211

оборотов, нырнул под железные перила, по­
вис в воздухе и исчез.
Я видела лишь клочья пыли, легкие и воз­
душные, как пух, и кое-где мелкие жилки
краски.
Я лежала, распростершись на животе,
дверь прищемила мне шею, и было совер­
шенно тихо до тех пор, пока камень не упал
на двор. И там он разбился на куски, как
метеор, он покрыл серебром все мусорные
баки, и баки, где кипятилось грязное белье,
и все окна и лестницы! Камень посеребрил
весь дом № 4 по улице Лотсгатан, когда,
разбившись вдребезги, открыл свое сердце,
и все женщины кинулись к окнам, думая,
что разразилась война или настал Судный
день! Каждая дверь отворилась, а все жители
дома во главе с дворником забегали вверхвниз по лестницам и увидели, что какое-то
чудовище отбило по куску от каждой сту­
пеньки, а с неба упал вниз метеор.
Я лежала, зажатая между дверями и так
ничего и не сказала. Ничего не сказала я и
потом. Никто так и не узнал, как близки
мы были к тому, чтобы разбогатеть.

ПИРУШКА

Иногда я просыпалась по ночам от звуков
прекраснейшей музыки, какая только есть на
свете, и это были звуки балалайки и гитары.
Папа играл на балалайке и на гавайской ги­
таре, оба инструмента играли вместе, очень
тихо, почти шепотом, пребывая где-то далеко-далеко, а потом звуки все приближались
и приближались, уступая место друг другу,
так что иногда звучала балалайка, а иногда
гитара.
Это были нежные и меланхолические пес­
ни о делах, которые все только продолжаются
и продолжаются, и с которыми никто ничего
не может поделать. Затем песни становились
дикими и смутными, а Маркус вдребезги раз­
бивал свой бокал. Однако он никогда не раз­
бивал больше одного бокала, и папа следил
за тем, чтоб он пил из дешевого бокала. На­
верху под потолком над антресолями, где
я спала на нарах, нависал туман табачного
дыма, еще усиливавший ощущение нереаль­
ности. Мы плыли в море или, быть может,
были среди высоких гор, и я слышала, как
2Î3

гости и отец перекликались меж собой сквозь
дымную завесу и как падали разные вещи,
а под аккомпанемент мощных звуков бала­
лайки и гитары слабее или сильнее ударялись
о берег волны.
Я люблю папины пирушки. Они могут тя­
нуться много ночей подряд, и я люблю про­
сыпаться и снова засыпать и чувствовать, как
убаюкивают меня дым и музыка, а потом
вдруг раздается внезапный вопль, пронзаю­
щий холодом сквозь тепло, вплоть до самых
ступней ног.
Смотреть на все это не стоит, потому что
тогда исчезает то, что придумываешь сам. Так
бывает всегда. Ты смотришь на них сверху,
а они сидят на диване и на стульях или мед­
ленно ходят вокруг по гостиной. Кавен, друг
отца, художник, сидит скрючившись над гита­
рой, словно пытаясь спрятаться в ней, его лы­
сая голова --">