Мария Эджуорт - До завтра

к судну в самую ту минуту, когда поднимали на нем паруса.

Плавание наше было благополучно; жаль только, что я не мог пользоваться теми выгодами, которые надеялся иметь от обращения с учеными людьми, находившимися на кораблях с посольством. Мы догнали их подле Суматры; тогда-то я почувствовал всю важность своей потери! Любопытство не давало мне покоя, когда рассказывали о сделанных разных наблюдениях в продолжение плавания. Более всего жаль было мне редких предметов натуральной истории, которыми можно бы украсить будущее мое сочинение; однако ж я утешал себя надеждою, что в столь славной империи, какова китайская, найду множество предметов, которые с избытком вознаградят мою потерю.

Наконец мы достигли пристани. Тут большую половину ночи я провел за работою над сочинением красноречивого предисловия к будущей книге. Когда ложился спать, голова моя наполнена была великими мыслями; мне приснилось, будто китайской император, уведомясь об отличных моих талантах, поручил мне воспитывать принцев. Звон гонгу разбудил меня поутру, что значило, что барки, на которых велено везти нас, отчалили от берега. Я поспешно оделся, выбежал на борт корабля в самое то время, когда свита сходила на барки — и был весьма доволен своею исправностию. Когда уже проплыли около двух миль, мне вспало на мысль, что было бы очень хорошо срисовать китайские берега; в ту ж минуту я бросился за карандашом и бумагою — но, увы! карандаш и бумага остались в корабле на постеле. Желая всегда иметь их при себе, я держал то и другое в чемодане. На кануне ввечеру для памяти положил связку в головах; по утру, спеша одеваться, забыл ее, а слуги, ничего не зная о бумаге, взяли только чемодан. По крайней мере я постарался сделать некоторые замечания на бумажных лоскутках, не сомневаясь, что после можно будет весьма легко составить нечто полное, а рисунки сделать наизусть.

Мы приехали в Пекин, где поместились в великолепном доме, однако ж нам не дозволяли выходить со двора ни на один шаг. Нас посещали мандарины, о которых совсем нечего писать. Они беспрестанно делали нам одни и те же приветствия, так что даже переводчикам надоело повторять, что уже много раз говорено было. Довольно сказать, как один из мандаринов входит в комнату, как поздравляет, как машет опахалом, пьет чай; все один на другого совершенно походят. Я начал уже думать, что не стоило труда ездить так далеко, чтоб увидеть то, о чем можно иметь достаточное понятие, посмотревши несколько раз китайские тени? Один только человек, которого я видел, заслуживает внимание: он говорил по-французски и не походил на мандаринов. Это был экс-иезуит, прежний миссионарий, которой, отправляя свою должность, умел понравиться двору и вступил в службу. Сколько этот казался занимательным, столько прочие были несносны. Мне удалось расспросить его о свойствах и нравах китайцев. Я не мог насытиться его беседою, столь была она приятна и поучительна!

Наконец нам объявлено, что император ожидает посольства в Еголе^[1]. Мысль об описании садов сего очаровательного жилища пробудила мои таланты. Я вознамерился описать их слогом пиитическим, но так, чтобы в нем светились исторические, философические и моральные картины китайского государства.

Приехали в Егол. Тут занялись приготовлениями к аудиенции; к тому еще не было удобного места для писанья, и я не мог разложить дорожных своих замечаний. Карманы мои были наполнены бумажными лоскутками, на которых я сокращенно записывал свои наблюдения. Не один раз рождалась во мне охота привести их в порядок — но никогда не удалось того сделать. Написанное карандашом большею частию стерлось. Несмотря на то, я собрал, что можно было, и все спрятал с подушками в чемодан; казалось, что записки мои долженствовали быть сбережены в целости.

Спустя несколько дней посольству велено обратно ехать в Пекин. Прибывши в сию столицу, мы тотчас получили другое повеление немедленно выехать из китайского государства. Насилу удалось нам выпросить себе двудневную отсрочку.

Во все время путешествия из Пекина в Кантон я был нездоров и чувствовал нужду в отдыхе; сверх того пришла мне охота ловить удою рыбу; в хорошую погоду большую часть дня проводил я в сей невинной забаве. Однако ж я не забывал и о том, что надлежало привести в порядок мои замечания. Много раз я принимался за чемодан; но можно ли на корабле думать об ученых трудах, которые требуют тишины и спокойства? можно ли --">